3.16.Академия художеств

Университетская набережная, д. 17

Дорогу аналитическому искусству!
Датой основания коллектива МАИ (Мастери аналитического искусства) можно считать весну 1925 года, когда в здании Академии художеств Филонову было предоставлено помещение, хотя он не числился в штате профессоров. Здесь собирались ученики, которые слушали лекции учителя и одновременно работали. Осенью 1925 года некоторые члены коллектива МАИ участвовали в отчетной студенческой выставке в Академии художеств. Уже тогда выставленные ими работы произвели на зрителей, а это были в основном студенты и педагоги Академии художеств, сильное впечатление. Мастерская Филонова в стенах Академии просуществовала до начала зимы 1926 года. Затем занятия были перенесены на квартиру Павла Николаевича, в его мастерскую на ул. Литераторов, 19.

Валентин Курдов. Мои встречи с Филоновым:
Впервые я увидел Павла Николаевича Филонова на диспуте в Академии художеств в 1924 году. Это было в нетопленном большом зале бывшей ректорской квартиры, стены которой от пола до потолка были покрыты инеем.

На трибуну вышел высокий человек в куртке солдатского сукна, без шапки, с лицом аскета. На бритом, с высоким лбом, бледном лице горели глубоко запавшие серые глаза. Напряженный оскал рта с выдвинутым вперед подбородком придавали лицу волевую иступленность.

Гудевший, набитый молодежью зал притих. Мы знали, что сейчас будет произнесен приговор старой Академии.

Филонов говорил медленно, чеканя каждое слово. Произнеся очередную короткую фразу как афоризм, он делал паузу и характерным жестом руки проводил ребром своей ладони от переносицы вверх, заключая мысль словами: «Стало быть, я отметаю начисто!» Фраза повторялась каждый раз, когда речь шла о старой Академии.

Его слушали, затаив дыхание. Он покорял нас своей убежденностью и волей, примером бескорыстия и фанатической преданности искусству.

В своей страстной проповеди Филонов был беспощаден к противникам, его прямолинейность доходила до грубости. В пылу полемики он обвинил присутствующего на собрании К.С. Петрова-Водкина в измене «левым». Кузьме Сергеевичу стало плохо, и его под руки студенты вывели в коридор. <…> Теперь покажется странным этот непримиримый спор двух художников, в котором каждый по своему боролся против академической рутины, лишь с той разницей, что Петров-Водкин проводил свою реформу внутри учебного заведения, которое он возглавлял, требуя от учеников овладения профессиональными знаниями, исключая всякий дилетантизм. Филонов же ниспровергал академическую систему извне, отрицая ученичество вообще, призывая стать на путь самостоятельного творческого самоопределения. Эта заманчивая задача стать художником, минуя период обучения, имела успех и многих привлекала.

На этом диспуте Филонов изложил свою систему «аналитического искусства».

Из воспоминаний Татьяны Глебовой о Павле Филонове:
Мы пришли к Филонову зимой в конце 1925 года. Он принял нас хорошо, но сказал, что никого не учит, и посоветовал нам работать самим. <…>

Весной мы с Порет узнали, что Филонов получил мастерскую в стенах Академии художеств, где работает с группой учеников.

По наивности своей я не предполагала, что будучи в стенах Академии можно оставаться враждебным ей. Я собиралась летом готовится к экзаменам, чтобы поступить в Академию учиться, и, набравшись сил, пошла к Филонову. Алиса Порет меня проводила до двери, со мной не пошла, она была ученицей Академии и, по-видимому, лучше меня понимала, что такое мастерская Филонова.

Когда я вошла в мастерскую, то была поражена: повсюду на стенах были приколоты большие листы бумаги с начатыми рисунками, на мольбертах стояли начатые холсты, все это были работы учеников, точь-в-точь подражающих работам учителя. Мне это очень не понравилось. <…> Павел Николаевич предложил мне начать большой рисунок. Я проработала там всего три дня, вот как это было: приходили все в 8 часов утра, уходили в 8 часов вечера, обедать никто не ходил, все время рисовали, а Павел Николаевич читал вслух свою «Идеологию», которая в это время мне казалась очень трудной. <…> Ученики держали себя развязно, с сознанием того, что они тоже делают революцию в искусстве. <…> Павел Николаевич объяснил мне, как работать от частного к общему, прорабатывая каждый атом, стараться добиваться сделанности, равной консистенции вещей в природе, и сказал, что я могу рисовать все , что захочу. Я начала. В мастерской Савинкова мы рисовали обнаженную модель, и красота обнаженного тела здорово заехала мне в голову. С юности я больше всего остального любила русскую икону, мне очень нравились черные бездны зигзагами, так часто встречающиеся при изображении ада. Очень наивно я захотела сочетать красоту обнаженных фигур с красотою иконной бездны. Это было искусственное и нелепое сочетание. О нелепость тянула за собой другую. Я нарисовала красивую обнаженную фигуру, стоящую над иконной бездной, а другая фигура летала над ней в воздухе. Павел Николаевич ходил и присматривался к тому, как я работаю, с явным неодобрением, а я старалась, чтобы моя работа не была похожа на все окружающие работы учеников. На третий день Павел Николаевич подошел и стал высмеивать мой рисунок, очень резко говоря, что я рисую каких-то сутенеров с Невского проспекта. В ответ я сказала, что хочу нарисовать бездну. Он удивился и с подозрением на меня посмотрел, а потом вдруг очень сердито сказал: «Из какого ты монастыря? Просфор объелась!!!» <…> После таких его слов душевное равновесие меня оставило, я затряслась и заплакала от обиды, нанесенной мне. Павел Николаевич почувствовал, что ошибся, и воскликнул как бы самому себе: «Что это, что это?» Потом стал утешать – усадил за стол, положил передо мной лист бумаги и сказал: «Плачь, а рисуй». Сел рядом, стал командовать. Велел начать с глаза, потом, когда я перешла к носу, я повела прямой нос, а он толкнул мою руку и сказал: «Не надо прямого, красивого носа, довольно нам Аполлонов бельведерских». Но я упорствовала, и нос в моем рисунке состоит из многих прерванных и снова начатых линий, так как Павел Николаевич каждый раз подталкивал мою руку, не давая сделать прямой нос. Морда получилась страшная, с тяжелой челюстью и маленьким лбом. Рисунок этот я храню как памятный первый урок.

К 80-летию выставки МАИ в Доме печати / [авт. вступ. ст. и сост. В.Е. Ловягина]. СПб. : ГМИ СПб, 2007. С. 4–5
Павел Филонов: реальность и мифы / [сост., авт. вступ. ст. и коммент. Л.Л. Правоверова]. М. : Аграф, 2008. С. 205–207
Павел Филонов: реальность и мифы / [сост., авт. вступ. ст. и коммент. Л.Л. Правоверова]. М. : Аграф, 2008. С. 212–215