3.7. Дом С.Я. Маршака

Проспект Литейный, д. 21 / улица Пестеля, 14, кв. 11

Из воспоминаний Марии Юдиной. Создание сборника песен Шуберта:
Порет, Глебова, Хармс и, вероятно, Введенский, кроме многих других поэтов и художников – работали все – помимо своих главных работ, то есть не на заказ, а для создания своего именно искусства, своего творческого пути – в «Детгизе», возглавляемом тогда Самуилом Яковлевичем Маршаком. Общеизвестно, сколько Самуил Яковлевич совершил для литературы русской, детской и не-детской, и – для людей – об этом мне писать незачем. Но Алиса Ивановна и Тата Глебова и ввели меня в поле зрения и в дом Маршака; встреч моих с Самуилом Яковлевичем было не столь уж много, но все они были ярки, своеобразны, насыщенны, поэтичны, теплы, задушевны… Я играла у них в доме – как всегда я люблю протяженный масштабы: как Ундина «уплакала» принца до смерти, или «всмерть», так и я «уигрывала» своих слушателей в близкой мне домашней обстановке, не стесненная официальной обстановкой «лимитов времени» концерта (гардероб, освещение, транспорт, усталость, «добропорядочность»…), до полусмерти… Играла Баха, Бетховена, неисчислимое количество разных сонат, вариаций, прелюдий и фуг, разную романтическую музыку; слушателей было не столь уж много – семья и близкие друзья Маршака, и всегда Алиса и Тата. …

Итак, – у Маршака чай пили потом глубокой ночью; помню мягкую, женственную красоту покойной супруги Самуила Яковлевича – Софьи Михайловны… помню дивного мальчика, младшего сына, хрупкого, прозрачного принца … Самуил Яковлевич в те вечера дома своих стихов не читал; но он отправлялся провожать меня домой, в мое фантастическое (не всегда отопляемое) жилище на Дворцовой набережной, с громадными (некоторыми даже лиловатыми) окнами прямиком на Петропавловскую крепость… Ох, уж это жилище… Сколько было прочитано в нем стихов, докладов на философские темы, – и почти все эти великолепные люди умерли, а я еще жива… Да, так вот шли мы не спеша, с Самуилом Яковлевичем, по заснеженным пустынным ночным улицам, – «очертанья столицы во мгле» шли за нами, – мы за ними, тут Самуил Яковлевич читал мне Пушкина, Блейка и Хлебникова. Вспоминаю его чтение «К вельможе» – по причине обуревавшей порою Самуила Яковлевича веселости: однажды нам пересек дорогу некий ночной бродяга, пытался нас остановить, говорил невнятицу… «ферней, ферней, ферней» – закричал Маршак своим глуховатым голосом на него – тот в ужасе отшатнулся и побежал. Было это где? У Летнего сада. Чтенье продолжалось, я слушала во все уши; но мне все хотелось спросить его – почему не пишет он «стихов для взрослых», наконец у Троицкого моста я решилась, осмелела, произнесла – напрасно … Самуил Яковлевич загрустил и, помолчав какое-то время, произнес, что сейчас он на этот вопрос и не ответит…

Из воспоминаний Бориса Семенова:
Однажды в вагоне дачного поезда Маршак рассказывал мне, как писали они с Даниилом Ивановичем «Веселых чижей». Стихотворение было создано на мотив аллегретто из Седьмой симфонии Бетховена. Этот мотив Хармс любил повторять – вот и появились первые строчки «Жили в квартире сорок четыре», сорок четыре веселых чижа…» Дальше рассказывалось, как чижи занимались хозяйством, музицировали и так далее…

Много написано куплетов комического содержания, в конце концов соавторы стали укладывать пернатых друзей спать и разместили кого куда: «Чиж на кровати, чиж на диване, чиж на карнизе, чиж на скамье…»

Вот и все: чижи мирно спят, наконец можно разогнуть усталые спины. Ха окном глубокая ночь, под столом черновики, папиросные коробки…

Но тут Хармс, уже выйдя в переднюю спящей квартиры Маршака, вдруг тихонечко пропел, воздев палец над головой:

– Лежа в постели, дружно свистели сорок четыре веселых чижа!

Что мог возразить Маршак?! Конечно, такой поворот представился ему замечательным, не могли же уснуть, не насвистевшись вдоволь… Пришлось воротиться к столу – дописывать концовку…

Юдина М.В. Статьи, воспоминания, материалы. М., 1978. С. 271–272
Семенов Б. Время моих друзей : воспоминания. Л. : ЛЕНИЗДАТ, 1982. С. 258–260